Красота требует жертв

Кристиану Диору удалось изменить мировоззрение целого поколения женщин. Работа стоила ему здоровья но он не жалел об этом. В 2015 году самому знаменитому кутюрье исполнилось бы 110 лет.

Видео: Пусть говорят - Красота требует жертв? (24.04.2013)

Нежный возраст

Кристиану Диору больше подошло бы родиться где-нибудь в Грассе, в залитой солнцем спальне, выходящей окнами на поле цветущей туберозы. Но он появился на свет в пропахшем рыбой и креветками городке Гранвиль на берегу Ла-Манша. Правда, Диоры просыпались и засыпали с совершенно иным букетом ароматов: под окнами их дома цвел самый прекрасный сад во всей Нормандии. Маленький Кристиан проводил там все свободное время независимо от того, какими глазами — ясными или плаксивыми — на Гранвиль смотрела погода. Бывало, нарциссы еще дремали в траве, с неба, словно из мокрого кухонного полотенца, сочилась серая мутная влага, а Кристиан уже был в саду. Через много лет он станет называть свои модели «тюльпанами» и «ландышами», и мало кто из клиенток поймет, что покупает не платье, а воспоминание.

Билет в один конец

Разводить тюльпаны Кристиан любил почти так же сильно, как шить костюмы для школьных карнавалов, выкладывая старинными пайетками путь в страну детских фантазий. Тем не менее, когда Кристиан вполне предсказуемо заявил о своем желании поступить в парижскую Школу художеств, отказ родителей был категоричен. Обеды с пятью переменами блюд для маминых партнерш по бриджу или папиных коллег с женами, мадера в хрустальных бокалах, убийственно высокомерные сигарильо — с семейными ценностями Диоров карьера свободного художника вязалась плохо.

Видео: "Горцы от ума 3" - "Красота требует жертв"

Компромиссом стала Школа политических наук. Кристиану светила карьера дипломата — светила до тех пор, пока он не прогулял выпускные экзамены, с головой уйдя в миры чужого воображения на очередной художественной выставке. Война с сыном была проиграна, и отец Кристиана согласился вложить деньги в картинную галерею, которую молодой Диор открыл на паях с другом. Но в начале 1930-х состояние Диоров унес биржевой крах, непредсказуемый, как подводные течения у берегов Нормандии. Все пошло не так, как хотелось: галерею пришлось продать, а постоянная работа никак не находилась. Кристиан стал свободным художником, а его мир больше не был ареной снов и мечтаний — он оказался просто ареной.

В 1939-м Кристиан пошел на войну, но уже через год был демобилизован и смог уехать к отцу и сестре — работать на ферме. Скоро он понял, что живет, будто под куполом перевернувшейся лодки: в темноте и с ежесекундной угрозой удушья. Мир лежал перед искателями, как сундук с сокровищами, как пляж, усеянный янтарем, как тысяча телевизоров, показывающих каждый свое, а Кристиан сидел на ферме и мучился с капризным розмарином! Решение было принято, и в 1941 году Диор навсегда вернулся в Париж.

Лучшее из времен

Война и мода — казалось бы, они несовместимы. Но как ни скуден был материал и ни строги законы, француженки и во время Второй мировой соответствовали своей славе самых хорошо одетых женщин. В столице Кристиан Диор открыл золотую жилу у себя в душе, целый клондайк эмоций и ощущений, которые, казалось, он давно похоронил. Очень скоро ему удалось устроиться дизайнером к влиятельному кутюрье Люсьену Лелонгу — скорее всего, он и познакомил Диора с одним из знаковых в жизни будущей легенды людей, текстильным магнатом Марселем Буссаком. Во время встречи Кристиан вдруг почувствовал себя так, словно, открыв дверь собственной комнаты, обнаружил за порогом большой новый дом с множеством комнат, которые еще только предстоит осмотреть и обследовать. Буссак был его Шансом с большой буквы, и эту возможность Диор не упустил.

Холодным утром 12 февраля 1947 года в доме 30 по авеню Монтень состоялся показ первой коллекции Кристиана Диора. Узкие покатые плечи, тонкая талия и пышные юбки — так выглядели девушки, стремительно сменявшие друг друга на подиуме. До отказа заполненный репортерами, актрисами и богатыми дамочками зал звенел, как дерево манго, на которое слетелись тропические птички: никто не мог поверить в то, что происходило перед глазами. Все привыкли видеть женщин в простеньких коротких платьях — простеньких из-за того, что шелк был в дефиците, коротких — потому что из одного отреза нужно было еще сшить жакет и желательно сумочку. Но платья и юбки, которые проплывали перед публикой, круглясь кринолинами и шурша тяжелыми складками… На это ушли сотни метров драгоценной ткани, сотни! Публика была в шоке и в восторге одновременно: Вспоминая показ на авеню Монтень, американские журналисты описывали, как они «торчали в плотной толпе, и все эти жены арабских шейхов норовили заехать вам локтем в ухо».

Унесенный красотой

Уже при первом посещении США Диор понял, что американский рынок таит в себе возможности, о которых он и не подозревал. За творчеством Диора стояла легенда, история — а у американцев своей истории не было. Сапоги президента Линкольна олицетворяли для них Средневековье, а навигационные приборы, которыми пользовался Колумб, — эпоху раннего палеолита. Европейцы могли гордиться античными статуями и первопечатными изданиями. А какие исторические козыри были у американцев? Автомобиль Форда и подвязки Глории Свенсон, в которых она снималась в своих ранних картинах. Неудивительно, что платья Диора спровоцировали в США эмоциональное пробуждение — будто Ниагарский водопад взломал лед по весне. Воодушевленный успехом, кутюрье работал по 20 часов в день. Здоровье Диора пошатнулось. В1956 году он решился пройти оздоровительный курс на итальянском курорте Монтекатини — и утром десятого дня своего пребывания там скончался от остановки сердца. На похороны Диора в Париж приехали более 7000 человек — аристократия и артистическая богема. «Он узнал слишком много секретов красоты, — вполголоса сказала герцогиня Видзорская, когда кто-то в слезах выкрикнул: «Почему Диор?» — и она унесла его к себе».